В «Амедиатеке» продолжает выходить третий сезон сериала «Наследники» (Succession), где одну из важнейших ролей играет Джереми Стронг. «Наследники» (Succession)В «Амедиатеке» продолжает выходить третий сезон сериала «Наследники» (Succession), где одну из важнейших ролей играет Джереми Стронг.

В этом интервью Стронг решил во всех подробностях изложить психологический портрет своего героя — и чем дальше, тем больше волей‑неволей становился похож на собственного персонажа, человека амбициозного, погруженного в собственные думы, но абсолютно потерянного. Сходство усугублялось тем, что в этот момент Джереми звонил по зуму из офисного помещения где‑то на высоком этаже нью‑йоркского небоскреба, из окна которого виднелся даже Trump Tower.

Стронг, интеллигентный актер, закончивший Йельский университет по специальности «Английская литература», лауреат «Эмми» за «Наследников» и премии гильдии киноактеров США за «Суд над чикагской семеркой», сыгравший в фильмах «Джентльмены» Гая Ричи и «Большая игра» Аарона Соркина, сам казался мужчиной, зажатым корпоративными тисками в тюрьме представительского класса из стекла и бетона. Впрочем, это говорит только о том, насколько силен образ униженного и оскорбленного Кендалла Роя, наследника бизнес‑империи своего отца Логана, созданный Стронгом в сериале «Наследники».

— Что именно для вас значит сериал «Наследники»?

Знаете, я вижу роль актера как некий инструмент. Можно продолжить эту метафору. Это как, например, работать над музыкальным произведением, которое было бы достойно имен великих композиторов. Быть частью чего‑то, что находится в центре нашей культуры, и служить этому, занимать в этом процессе свое место и чувствовать полноту самовыражения — это самое большое преимущество в моей профессии. Поэтому я чувствую благодарность за то, что могу делать эту работу.

Что этот проект значит для меня? Замечательная английская авторка Хилари Мантел описывала писательское дело как определенную зону риска. И я соглашусь с этим определением, потому что как актер я всегда вхожу в эту зону риска, в поле личного сражения, и это отнимает все мои силы. В общем, это сложный вопрос, и все может быть впустую… Но я могу сказать, что это значит для меня буквально все.

— В «Наследниках» мы видим людей, которые имеют силу, власть, влияние. Мы наблюдаем, как эти люди распоряжаются своей властью, как она важна для них. Когда в вашей карьере наступил тот самый момент, когда вы поняли, что достигли определенного уровня влияния?

Хм, это интересно. Я бы сказал, что моя карьера и сериал — это разные вещи. Стать успешным актером — это не то же самое, что добиться карьерного успеха в привычном смысле этих слов. Ты достигаешь какого‑либо уровня уверенности и влияния, наоборот, отпуская ситуацию. Потому что если актер будет зацикливаться на внешнем одобрении, то он ничего не добьется. Это даже может его сломать.

В какой‑то момент своей жизни я перестал зацикливаться на фантазиях о том, что я однажды буду сидеть и раздавать интервью как человек на вершине мира. Вместо этого я просто сконцентрировался на своей работе. Сконцентрировался на том, чтобы быть свободным и ничем не ограниченным в актерском плане. И я понял, что, когда я освободился от желания соответствовать чужим ожиданиям, желания успеха, наступил момент силы, моей внутренней силы. И эта сила про свободу, а не про статус.

Наш сериал про другой вид силы. Проблема в том, что персонажи сериала не росли в таком направлении, которое могло бы сформировать у них эту внутреннюю силу. Да, конечно, у них есть власть. Видите, прямо за мной башня Трампа (ПОКАЗЫВАЕТ РУКОЙ). У них есть внешние атрибуты силы, но в каком‑то смысле они бессильны. И это часть их борьбы. Я недавно прочитал у Юнга, что сила ощущает свою недостаточность там, где нет любви. И в этом самом месте силу пробивает источник боли. Я думаю, шоу нам это и показывает.

— В сериале Кендалл постоянно стремится получить одобрение Логана, своего отца. Ради этого он готов пойти на все. Каково это — играть персонажа, который постоянно ищет одобрения?

Понятно, что нелегко находиться в его оболочке. Я думаю, часть его борьбы заключается в том, чтобы освободить себя, освободиться от этой нужды.

И мне кажется, что один из самых замечательных эпизодов третьего и конца второго сезонов — это пресс‑конференция. Это решающий момент для Кендалла, акт его освобождения от удушающих объятий отца. И в этом смысле третий сезон будет новым этапом для Кендалла.

Знаете, что‑то похожее можно найти в «Крушении» Фицджеральда. Там есть момент, где герой оказывается в сумерках на пустынном полигоне, с разряженной винтовкой в руках и опущенными мишенями. «Никаких проблем — просто тишина, в которой слышно только мое собственное дыхание». В каком‑то смысле это уже новая проблема Кендалла. Решающий выстрел произошел. Что будет дальше? Если время правления Логана закончилось и наступила очередь Кендалла, то каким будет его правление? Круто было видеть этот момент, который вышел одновременно таким и не таким, о котором Кендалл мечтал.

— Вы сказали, что ваш персонаж освободился от потребности в отцовском одобрении. Но мне все видится по‑другому: он просто берет то, что считает своим, берет силой. Как будто пытаясь сказать: «У тебя была возможность дать мне все это просто так, но теперь я докажу тебе, нравится тебе или нет, что я лучше, чем ты ожидал». Я думаю, он до сих пор нуждается во внимании Логана, просто добивается его другим способом.

Я ценю ваше наблюдение извне, но изнутри все видится мне по‑другому. Ситуация, о которой мы говорим, сильно отличается от попытки захвата власти в конце первого сезона. В том смысле, что эта ситуация теперь мотивирована не личными амбициями Кендалла. Он, скорее, видит это как акт альтруизма. Он понял, что его отец — неисправимое зло. Теперь это ощущается как моральный крестовый поход, как миссионерская задача — описать все отцовские прегрешения и очиститься.

Просто если бы сам персонаж сказал: «Я теперь свободен» — как бы мы это восприняли? Может, это правда, а может, это вовсе ничего не значит. Я думаю, что Кендалл убежден — он идет в правильном направлении. Происходит осознание того, что только он способен это сделать, что вся его жизнь свелась к этому моменту. И это не про победу над отцом, а про восстановление порядка.

— Но Кендалл остается в своем окружении, он как будто никуда не двигается в этом осознании, пытаясь обыграть отца не на своем поле. 

— Борьба всех персонажей «Наследников» заключается в попытках найти свой путь в этом мире. И в то же время они стараются соответствовать своей семье, стараются вписываться. Сложно совместить две эти вещи.

— Мы видим у Кендалла сильную склонность к саморазрушению. Вы, как интерпретатор этого персонажа, что можете сказать о причинах такого поведения?

Я согласен с вами, часто так бывает, что, выигрывая, Кендалл на самом деле проигрывает. Складывается ощущение постоянного промаха. Я не знаю почему. Возможно, это бесконечное возвращение к одному и тому же опыту. Кендалл воспитывался не как мы все. Мы видели, как в первом сезоне отец выбил у него почву из‑под ног, низверг его и душил Кендалла всю его жизнь. То, что с ним случилось, — конкретный абьюз. Он усвоил этот опыт и постоянно к нему возвращается. Как будто на каком‑то уровне существует твердое убеждение: я не заслуживаю счастья, успеха или других вещей, к которым меня приучили стремиться. Это похоже на игру «тяни‑толкай», и это последствие разрушающего опыта, полученного в семье. Ему вдолбили, что нужно хотеть чего‑то, и лишили возможности этим обладать и верить в себя.

— Мне кажется, что история вашего персонажа во многом демонстрирует нам современный кризис маскулинности. Кендалл доказывает себе, что он тоже имеет право на счастливую жизнь, и оказывается в ловушке семейных и корпоративных границ. Думали ли вы в этом контексте общественного давления на мужчин? Особенно этот вопрос актуален для третьего сезона, где герой пытается наконец расправить плечи.

Это отличный вопрос. Вы знаете, сейчас много времени уделяется рефлексии по поводу токсичной маскулинности. И кризис маскулинности связан с размышлениями о том, что значит быть мужчиной.

Мы наблюдаем семью, где отец разговаривает исключительно на языке силы, доминирует. Мы сталкиваемся с традиционными представлениями о маскулинности, которые укоренены в Логане, здесь даже имеет смысл говорить о брутальности. Я нахожу у Кендалла как у мужчины не только брутальные черты.

И если смотреть сериал на более глубоком уровне, то выясняется, что там персонажи стараются отделиться от своей семьи и обнаруживают неспособность это сделать. Приведу в пример Кендалла: когда ему нужно соответствовать стандартам маскулинности, стать альфой, мы видим, как он воспроизводит это поведение, и нам кажется, что это как будто принуждение для него. По крайней мере, это ощущается так, когда я играю его роль. Кажется, что демонстрация непреложной силы выходит у Кендалла не так естественно, как, например, у его отца. Но я также думаю, что авторы сценария не боятся мужской уязвимости — в ней тоже есть сила. Мы видели Кендалла сломленным в моменте, где не оставалось никакой надежды. А потом мы видим, что он, как феникс, может восстать из пепла.

В конце концов, Джесси Армстронг (шоураннер сериала «Наследники») не подписывался под идеей о том, что персонажи обязаны расти над собой, я думаю, он смотрит на сюжет не так примитивно. И мне нравится, что мы продолжаем в этом сериале смотреть на людей, которые ошибаются. Они пытаются любыми способами заполнить пустоту в себе. Кендалл пытается выяснить, каково это, — быть настоящим мужчиной. Но сериал не дает никаких ответов, и в этом его достоинство.