В 2022 году шоураннер Роберто Агирре‑Сакаса («Ривердэйл», «Леденящие душу приключения Сабрины») совместно с HBO Max перезапустил франшизу «Милые обманщицы». Обновленная версия обзавелась подзаголовком «Первородный грех» и рассказывала историю следующего поколения: дочерей героинь оригинальной истории. Хотя формально действие происходит в одной и той же вселенной, софт‑ребут получился самостоятельным произведением.     

Рассказываем о пяти причинах посетить городок Миллвуд и узнать, от кого бегут незадачливые школьницы во втором сезоне, получившем название «Милые обманщицы: Летняя школа».     

Зачин истории в первом сезоне

В 1999 году происходит трагедия: на дискотеке Анджела Уотерс (Габриэлла Пиццоло) кончает жизнь самоубийством — на «прыжок веры» с высокого уступа ее сподвигли булли‑одноклассницы. Спустя двадцать лет задиры поумнели, обзавелись дочерьми и совсем позабыли о той злополучной ночи. Прошлое настигает героинь вновь, когда одна из них получает письмо от некоего «А». Содержание весточки оказывается настолько будоражащим, что Дэви Адамс (Карли Поуп) не выдерживает и прощается с жизнью, даже несмотря на беременную дочь‑подростка Имоджен (Бэйли Мэдисон) в соседней комнате.

Через месяц‑другой Имоджен понимает, что смерть Дэви не случайна — всему виной таинственный «А», начавший охоту на всех причастных к трагедии 1999, а также на их детей. Чтобы остановить маньяка Имоджен объединяется с остальными горе‑дочерьми, вынужденными расплачиваться за поступки матерей: с Табби (Чандлер Кинни), Ноа (Майя Рефикко), Фаран (Зариа) и Маус (Малия Пайлс). Вместе девушки пытаются докопаться до правды: что такого сделали их мамы, что теперь за ними по всему городу носится грузный мужчина в кожаной маске и шлет смски посреди ночи. 

Расследование длинною в сезон завершается увесистыми точками над «i»: убийца пойман (практически), секрет ночи двадцатилетней давности раскрыт, а девушки наконец‑то могут выдохнуть. Ведь так?.. 

Переосмысленное продолжение

Новый сезон с подзаголовком «Летняя школа» глобально не отходит от первоначального концепта — ортодоксальный, но слегка осовремененный слэшер, однако видоизменяется в мелочах. Например, клиффхэнгер концовки «Первородного греха» был спешно замят уже на первых десяти минутах — очевидно, что создатели решили сменить антагониста; сериал наконец перестал бояться показывать убийства (да, было такое); подростки стали больше похожи на подростков: никаких беременностей, расследований аки Шерлок Холмс и неуместного трагизма — теперь их больше волнует личная жизнь, чем очередной монстр в кустах. Последний, кстати, тоже претерпел изменения. 

Если в первом сезоне за героинями охотился маньяк, вдохновленный Джейсоном из «Пятницы 13‑е» или Майклом Майерсом из «Хэллоуина», то во втором сезоне за девушками бегает нечто пострашнее: окровавленная дама в лохмотьях, именуемая спецами с паранормального форума «Кровавой Роуз». Эта леди скорее походит на призрака из современных фильмов ужасов («Мама»), чем на антагониста слэшеров. 

Еще «Летняя школа» стала визуально приятнее: холодные серые тона сменились яркими цветами, подчеркивающими фальшивую беззаботность, в которой теперь обитают героини. После пережитых ужасов в первом сезоне, подруги пошли на терапию и проработали не только страхи, связанные с охотой на них, но и внутренних демонов, с которыми неравная борьба длилась чуть ли не всю сознательную жизнь. 

Имоджен отдала ребенка приемной семье, отпустила ситуацию с матерью и начала наконец думать о себе; Табби осталась синефилом до мозга костей — эта черта поначалу может радовать всех фанатов Джордана Пила и Джона Карпентера, но со временем непременно начнет раздражать: невозможно во всём видеть отсылки к культовым фильмам — душнилой прослывешь; Фаран бросила травмирующие ее психику танцы, но не бросила спорт: девушка теперь может и быстрее остальных проплыть брассом, и отвесить хук справа неприятелю; Маус стала менее замкнутой и чуть более жизнерадостной; Ноа перестала перманентно беспокоиться за свою непутевую мать — теперь девушка больше думает о собственном благополучии. Словом, терапевт поработал на славу — то же можно сказать и о шоураннерах. 

Зло реальное и сюрреальное

Если классический слэшер прошлого века никогда не концентрировался на рефлексии героев, а лишь развлекал зрителя триллер‑элементами и изобретательными сценами убийств, то ужасы XXI века ушли в психологизм: ранее упомянутый Пил и Ари Астер, к примеру, не используют скримеры в своих фильмах — пугают молодые режиссеры утрированными кошмарами повседневности. Никакой мужик в хоккейной маске не сравнится с непреднамеренным убийством ребенка («Реинкарнация»). 

«Милые обманщицы» тоже идут в ногу со временем, но при этом не забывают и о канонах жанра. Да, маньяк всё еще бродит по пятам, только на сей раз пугает он не одним тяжелым дыханием, но и запугиванием через раскрытие личных тайн. Убежать от неповоротливого «А» молодым девушкам нетрудно — гораздо труднее восстановить репутацию после проделанных маньяком козней. 

Вдобавок героини сражаются с травмами прошлого. Имоджен и Табби пытаются найти насильника, некоторое время назад надругавшегося над ними; Фаран сражается с чересчур требовательной матерью; Маус старается найти биологического отца — или как минимум обрести мужскую фигуру рядом; Ноа пробует отговорить мать от употребления запрещенных веществ. Подобные «бытовые» битвы оказываются даже страшнее, чем пресловутый преследователь. 

Такой психологизм работает и на погружение зрителя: человеку перед экраном легче ассоциировать себя с протагонистами, когда он видит, что герои мучаются знакомыми проблемами. Согласитесь, за вами далеко не каждый день начинает охоту безумец с бензопилой — скорее всего, ваши ежедневные страхи ограничиваются семейными ссорами или неприятностями на учебе/работе (в противном случае вам стоит не сериалы смотреть, а идти в полицию). 

Стилизация под классические хорроры

Ничто из вышесказанного не мешает сериалу оставаться визуально привлекательным зрелищем, отсылающем к культовым собратьям по жанру.  Заставки сериала больше напоминают схожие в «Американской истории ужасов» или в четвертом сезоне «Настоящего детектива» с вокалом Билли Айлиш на фоне эстетичных сменяющих друг друга кадров. Еще из отсылок к современному — обилие неона. Словно на съемочную площадку забежал Николас Виндинг Рефн («Неоновый демон») и украсил декорации яркими вычурными вывесками.

Но преимущественно «Обманщицы» заимствуют фишки лент прошлого века. В ход идет всё: начиная роком 80‑х и заканчивая слабозаметными артефактами на изображении. Приемы эти нужны не только для создания аутентичной атмосферы, но и ради искусственного разгона динамики: монтаж часто довольно рваный; в сериях много перебивок — прильнувшего к экрану стараются удержать перманентной сменой времени и места происходящего  а оператору, чтобы расшевелить кадр,  нередко приходится баловаться голландскими углами. Дело в том, что слэшер — жанр игрового кино, хронометраж которого часто не превышает двух часов. В сериале же правила другие: 10 серий по 50 минут — и на протяжении всего времени нужно напоминать зрителю, что героини находятся в опасности и расслабляться никому не разрешается — эти вводные задачу усложняют. 

Авторов можно похвалить за то, что сохраняющееся напряжение всё же волей‑неволей разбавляют намеренно добавленные клише слэшеров: сексуализация главных героинь и героев, не всегда разумные действия протагонистов, громоздкий маньяк, которого второстепенные персонажи в упор не замечают. Подобное зачастую создает комический эффект, когда хочется сопереживать, но не получается из‑за происходящего на экране абсурда — ну не ходи ты в этот подвал одна! Ну попади уже своим мачете хоть по кому‑нибудь! 

Поэтому шоу будет интересно и тем, кто смотрит слэшеры ради смеха, и тем, кому важна атмосфера.

Деконструкция жанра 

Сколько бы «Обманщицы» не внедряли в себя элементов жанра, всё же заметно, что чистокровным слэшером сериал не является. Почему же это слэшер «на минималках»? Дело в том, что шоу концентрируется далеко не только на охоте на подростков. Условный «X» с Миа Гот — это классический образчик, в котором есть секс, море насилия, небольшое пространство из которого невозможно сбежать и, конечно же, final girl — одно из главных клише слэшеров. Что из этого есть в «Милых обманщицах»? Ничего. 

Несмотря на сексуализацию героев, оголяются в кадре только мужчины (и то крайне редко), а секс отсутствует напрочь — есть лишь сцены поцелуев. С насилием совсем беда: первый сезон как огня боялся убийств в кадре (про нечто изощренное и речи не шло), а второй показывает их как‑то впроброс. Замкнутых пространств толком нет: даже когда героини попадают в ловушку, выход из нее найдется всегда. И никакой «финальной» девушки — здесь все пятеро выживают после любой бойни. Создателям мешает формат их произведения. Если перебить всех героинь в первых сериях, то просто не о чем будет делать сериал. Поэтому «Обманщицы» нашли выход из ситуации: оставить жанр неизменным — даже добавить больше насилия, но при этом глубже копнуть в совершенно иную сторону — окунуться в проработку травмы.  

Второй сезон большую часть времени уделяет походам девушек к психотерапевту, лечению ПТСР и налаживанию личной жизни — Кровавая Роуз при этом бегает где‑то на фоне. Это действительно смелый ход: попытаться залезть в голову жертвы. Как если бы вторая часть «Кошмара на улице Вязов» была бы посвящена не возвращению Фредди, а жизни Нэнси после приключившегося с ней ужаса (правды ради, Уэс Крэйвен всё же сделал нечто похожее в седьмой части). Плавно перевести поезд слэшера на рельсы драмы (с элементами мелодрамы — подростковое же шоу) — это новый взгляд на фильмы‑аттракционы. Оставьте уже всех final girl в покое и подарите им купон на поход к психологу!