Мы запустили большой спецпроект, рассказывающий о выдающихся сериалах и фильмах.

Мы попросили Андрея Подшибякина порассуждать о сериале «Прослушка», который многие критики признают одним из величайших.

В мультсериале «Гриффины» есть сквозная шутка: Питер к месту и особенно не к месту говорит, что сериал «Прослушка» — лучшее, что произошло с телевидением за всю историю его существования. Нужно сразу сказать, что это недалеко от истины.

«Прослушка» затягивает в свою орбиту и за несколько серий делает так, что вырваться из ее гравитационного пула невозможно. Герметичная история первого сезона, «казаки‑разбойники» в вариации «копы‑наркодилеры окраин Балтимора», со временем разворачивается в эпическое полотно с десятками важных персонажей, дюжинами сюжетных линий и сотнями драматических арок, — и копы, и героин не всегда на первом плане, но всегда находятся друг от друга на расстоянии одного драматического поворота.

До финальных титров доживают не все. Те, кто доживают, не сильно рады этому обстоятельству. Закончившийся десять лет назад сериал выглядит сегодня так же свежо и актуально, как в день премьеры первой серии. На улицах Балтимора уж точно с тех пор ничего радикально не изменилось.

Динамика здешнего нарратива построена на парах героев — и уверенно ведет эти пары к кульминациям их взаимоотношений через десятки часов экранного времени. Детективы Банк и Макналти: оба в саморазрушительном штопоре, оба одержимы своей работой — но только один готов ради работы разнести собственную жизнь в клочья. Короли балтиморского наркотрафика Эйвон Барксдейл и Стрингер Белл (сенсационный теледебют Идриса Эльбы) вместе приходят к вершине — но один хочет меняться, а второй застрял в прошлом. У злейшей греческой мафии есть формальный руководитель — и есть его голос и представитель, транслирующий волю босса. Есть бывший мэр и будущий мэр — в определенный момент они почти меняются местами. Эпизодические бандиты Пун и Боуди со временем превращаются в натуральных Розенкранца с Гильденстерном. У благородного разбойника Омара Литтла, грабящего наркоторговцев, есть бойфренд‑напарник (точнее, несколько последовательных напарников), а в финальной серии финального сезона неожиданно появляется еще один двойник. Этот список можно продолжать на несколько экранов — «Прослушка» виртуозно написана, ее хочется смотреть с карандашом, пытаясь поймать создателя и шоураннера Дэвида Саймона на жульничестве или противоречиях. Этого, конечно, не получится.

За десять лет до «Игры престолов» «Прослушка» использовала все ключевые драматические приемы «Игры престолов» (кроме, может быть, морских побоищ). Неожиданная гибель ключевых персонажей? Последствия этих смертей, срабатывающие через несколько серий или даже сезонов? Отсутствие белого и черного, — и положительных героев как таковых? Все это и многое другое. Незначительные, на первый взгляд, слова и действия персонажей приводят в действие тектонические механизмы сюжета. Казавшиеся главными герои могут провести целый сезон за кадром (в основном, на катере), — и потом вернуться максимально убедительным образом. В американском интернете несколько месяцев назад ходила картинка: фотография оранжевого бомж‑дивана, на котором в «Прослушке» посреди двора собирались наркоторговцы. И надпись: «Настоящий Железный трон».

Каждый сезон «Прослушки» обладает четкой тематической линией. При этом каждый новый сезон продолжает тематические линии предыдущего, добавляя к ним новое магистральное направление нарратива, — это еще один знак высочайшего мастерства сценаристов.

Первый сезон — о лояльности. Внутри семьи: Барксдейл, Дианджело и их родственники; сложные взаимоотношения гулящего Макналти с бывшей/потенциально будущей женой, и так далее. Внутри организации: рифма жесткой дисциплины наркоторговцев с полицейским разгильдяйством. Внутри коллектива: одна из линий связана со стукачом в отделе по особо опасным преступлениям. Формально, здесь же освещается первая проблема современного, извините за выражение, урбанизма — бедные районы и царящие там нравы.

Второй сезон нехарактерно для «Прослушки» герметичен и происходит главным образом в порту Балтимора и его окрестностях. Речь здесь идет о такой тонкой вещи, как неспособность принять необратимые перемены: грузчики иррационально верят, что и через десять лет будут ворочать контейнеры (это будут делать роботы). Копы верят, что преступники ничему не учатся на своих ошибках (они учатся). Один из братьев‑поляков верит, что в наркотрафик можно ненадолго влезть, решить свои бытовые проблемы и снова вернуться к жизни в рамках закона (нельзя). Второй брат‑поляк верит, что если купить ручного гуся, надеть на него бриллиантовый ошейник и поить его в баре водкой на потеху грузчикам, гусь не сдохнет (тут промолчим). И снова урбанизм: транспортная система большого портового города и связанные с ней неизбежные злоупотребления.

Третий сезон высказывается на тему американской региональной политики — и, видимо, по этой причине оказывается самым слабым; после него HBO всерьез собирался закрывать сериал. Полицейская инициатива создания квазилегальной резервации для наркоторговцев не работает даже в рамках кинематографической условности, а на амбициозного политика Томми Каркетти невозможно спокойно смотреть — его играет молодой Эйдан Гиллен, Мизинец из «Игры престолов». С первого взгляда, то есть, понятно, что с таким мэром жителей города ждет немало удивительных приключений.

Четвертый сезон — о школе и взрослении как таковом. Здесь «Прослушка» снова набирает обороты и превращается в натуральную шекспировскую трагедию: новый молодой король героина, идущие на фатальный курс столкновения со взрослой жизнью дети улиц, мотив искупления боксера‑уголовника, пытающегося встроиться в реальность после полутора десятков лет за решеткой. Контрапунктом четвертого сезона является сюжетная линия одного из копов (блистательный Джим Тру‑Фрост в роли детектива Призбилевского), волей судеб ставшего учителем в школе для трудных подростков. Странным образом его одиссея выглядит как ремейк позднесоветской школьной киноклассики вроде «Большой перемены» или «Чучела»; лишний повод напомнить зрителю, что злее балтиморских наркоторговцев могут быть только дети. Особенно если это дети балтиморских наркоторговцев.

Пятый сезон достигает уже высот древнегреческой трагедии. Формально о СМИ, на самом деле он о тщете — как в бытовом, так и в возвышенном смысле. И о лжи, в которой все глубже вязнут все — от эпизодических детей из предыдущего сезона до Макналти, сваливающегося в разрушительный штопор. Здесь есть не очень приятная мораль: если основывать на лжи даже самое благое дело, ни к чему хорошему это точно не приведет. Не хочется раскрывать сюжетных подробностей; заметим только, что катарсиса (в исходном смысле этого слова — «искупление через страдание») кое‑кому в итоге все же удается достичь, — разумеется, это сквозной персонаж «Прослушки», от которого этого можно было ожидать в наименьшей степени. Примечательно еще, что важная часть действия финального сезона разворачивается в редакции газеты Baltimore Sun, где идет битва добра (этичная журналистика факта) со злом (ангажированные fake news). Спустя почти дюжину лет очевидно, что битва эта была последней — и заведомо проигранной. Здесь нужно заметить, что шоураннер Дэвид Саймон долгое время работал криминальным репортером в реальной газете Baltimore Sun.

У Саймона была, между тем, идея шестого сезона — тоже пророческая. Там всех предыдущих ветеранов героиновых войн должны были смести с лица земли мексиканские наркокартели, — именно это и произошло в реальности. Мы не увидели этого по вполне прозаичной причине — на момент выхода «Прослушка» не пользовалась большим успехом ни у зрителей, ни у критиков.

Упреки по сегодняшним меркам звучат особенно смешно: сюжет, видите ли, развивается слишком медленно, а в ролях заняты незнакомые зрителю люди, — как выяснилось позже, в большинстве эпизодических ролей были заняты реальные полицейские и обитатели социального дна штата Мэриленд. Лица которых зрителям тогдашнего американского телевидения были, действительно, не знакомы. Но со временем «Прослушка» отыгралась за все. Этот сериал называют своим любимым Барак Обама, Стивен Кинг, нобелевский лауреат по литературе Марио Варгас Ллоса, создатель «Ходячих мертвецов» Роберт Киркман, мэр Рейкьявика Джон Гнарр и сотни других влиятельнейших деятелей культуры и политики земного шара. Ближе всего к истине подобрался сотрудник газеты Chicago Tribune, написавший про «Прослушку» так: «Ощущение от этого сериала будет знакомо людям, читавшим Джойса и Фолкнера». Сравнение сериалов с литературой, безусловно, не ново, но здесь оно как никогда уместно. Действительно, это Большой Американский Роман, — так, со строчных букв, называется этот поджанр имени Джонатана Франзена, Тома Вулфа и Джона Ирвинга. Никто из них (кроме Вулфа), правда, не писал о буднях наркоторговцев.

«Прослушке» удалась еще одна удивительная и крайне редкая для произведения массовой культуры вещь. Она врезалась в коллективное сознательное и осталась там, кажется, навсегда. Отсылки к сериалу звучат в песнях Эминема («Drop the Bomb On ‘Em») и Коммона («Summer Madness»), в сериях «Гриффинов» (см. выше) и «Saturday Night Live, в бесчисленных научных работах (см. «Femininity as a Masquerade» Тани Модески или «The Society of the Spectacle» Ги Дебора), и так далее. Сегодня уже непонятно, что было вначале — сильнейшие образы уличных волков и волчат в «Прослушке» или модель поведения современной американской околокриминальной молодежи — похожая путаница между причиной и следствием наблюдается у российской молодежи в связи с передачей «Дом‑2» и культивируемыми там образами и моделями поведения.

Одна история говорит о «Прослушке» все, что нужно знать об этом сериале. Актер Андре Ройо, игравший в сериале матерого наркомана Бабблза, рассказывал в одном из интервью следующее: когда он шел на съемочную площадку по окраинам Балтимора, к нему подошел подозрительный тип, протянул грамм героина и сказал: «Возьми, брат, вижу, тебе сейчас нужно».