В последние годы израильское телевидение развивается с завидным успехом, выпуская нескучные сериалы, осмысляющие бытовые проблемы: то посмеются над middle‑aged девушками («Немного за 30»), то окунутся в омут семейных проблем («Чужое тело»), то расскажут о жизни маргиналов («Толкачи»). И вот новая интересная работа: тихая, почти интимная история одного психотерапевта под названием «Ночная терапия», у которого в жизни не меньший бардак, чем у его клиентов.        

Меланхоличная история с целебным эффектом

У психолога по имени Луай Мансур (Юсеф «Джо» Свейд) настали не лучшие времена: жена покончила жизнь самоубийством, старший ребенок дебоширит в школе, а младший робко спрашивает: «Папа, а вдруг с тобой что‑то случится?» Семейные проблемы мешают работать: хоть сестра помогает герою по дому, в школу на тет‑а‑тет к директору вызывают именно его — это не нравится клиентам, чьи сеансы подвергаются переносам. Бессонница и разговорчивый таксист — тот, что бизнесмен, но таксует для души — подсказывают мужчине решение проблемы: днем сидеть с детишками, а по ночам заниматься терапией. 

Идея срабатывает. Теперь вместо бесцельного ворочания Луай берет велосипед и мчится через весь город на работу, где его дожидаются такие же обреченные на круглосуточное бодрствование клиенты. Последние, к слову сказать, не только не противятся ночным сеансам, но даже становятся более откровенными. Как писал Ремарк: «Ночью человек всегда иной, чем днем» — на такой «послеполуночной инаковости» теперь построен подход Мансура. Даже самого ортодоксального еврея не верящего в психотерапию он умудряется разговорить с помощью прогулки под безоблачным звездным небом. 

Герой с недостатками

«Ночная терапия» изобилует количеством персонажей, однако в первую очередь это история Луая, его личное проживание травмы. Все остальные герои здесь существуют только как вспомогательные элементы. Даже дети психотерапевта, несмотря на то, что именно из‑за них ему пришлось в корне поменять распорядок дня, чаще либо существуют вне объектива камеры, либо ненадолго появляются, чтобы обозначить проблему, с которой главному герою придется разбираться в дальнейшем: сын‑подросток будет отстранен от занятий в школе, покричит на отца, а после просто уедет из кадра на скейте. 

Но даже такая персонажецентричность не подбивает авторов на быстрое раскрытие главного героя. Подробности жизни мужчины мы узнаем нормированными дозами, по чуть‑чуть с каждой новой серией. Луай словно не договаривает не только близким, но и зрителям. Он недостаточно откровенен с сестрой, неразговорчив с матерью покойной супруги, но, стоит отдать должное, чуток с клиентами. А еще довольно открыт с малознакомой женщиной из круглосуточного магазина, куда заезжает утром после рабочего дня. 

Наладить коммуникацию с незнакомыми людьми для терапевта стало куда проще, чем с собственной семьей — заметно, что после трагедии почва под ногами Луая ощущается чересчур зыбкой. Мужчина невольно дистанцируется от родных, с головой уходя в работу и проблемы других, но при этом частенько мысленно возвращается к любимой, к последним дням ее жизни. В смерти жены герой винит ее психолога, который не распознал суицидальные мысли на последней сессии. Потеряв контроль над эмоциями, протагонист приходит на порог к коллеге и угрожает лишением лицензии. Подобные сцены раскрывают Луая с иной стороны — мы видим, что он тоже человек и тоже способен дать слабину. 

Визуализация травмы

Золотое правило кино — «показывай, а не рассказывай». Сериал догмой не пренебрегает и использует ее даже в самых неожиданных моментах. Когда напротив Луая садится очередной клиент, рассказанная им история оживает на экране: слова преобразовываются в голове психотерапевта в этакий сон наяву, в котором он играет роль молчаливого наблюдателя — еще это похоже на чертоги разума из сериала «Шерлок». Подобные сцены не смотрятся вычурно, а органично вплетаются в повествование, разбавляя малодинамичные сеансы. Вот мы наблюдаем за героями в кабинете, а вот уже перенеслись больницу, где мужчина становится свидетелем убийства коллеги. Луай как бы проживает травму пациента, пытается пропустить через себя испытанные ощущения от произошедшего.    

Иногда главный герой настолько проникается услышанным, что не просто представляет себя частью истории, а буквально приходит в место, фигурировавшее в рассказе клиента. Например, после импровизированного сеанса‑прогулки с тем самым ортодоксальным евреем, главный герой отправляется к морю, идет на тот пляж, с которого хотел утопиться мужчина. Луай не доводит дело до конца и не заходит в воду, однако в этот момент начинает совершенно иначе воспринимать травмирующую ситуацию. 

Психолог периодически нарушает врачебную этику и сближается с обратившимися за помощью людьми. Такой подход порицается в профессиональном сообществе, однако главному герою он помогает исследовать личную трагедию, и осуждать его за это не стоит. Через горе других психолог проживает собственное горе.  Мужчина по‑особенному чувствует оголившийся в нем нерв, когда прорабатывает страхи незнакомцев.    

Зритель — третий на кушетке

И всё же большую часть времени мы проводим прямо в кабинете, наблюдая не визуализацию, а, что называется, прямой эфир — разговор здесь и сейчас. Тут важную роль играет операторская работа. Камера во время сессий малоподвижна, но не статична: иногда случаются намеренные подергивания, слабозаметные корректировки положения, ненавязчивый зум и сбивается фокус — порой манера съемки напрямую зависит от пациентов и их поведения. Если у сидящего на диване перед Луаем диагностировано ОКР, то оператор будет вылавливать малозаметные действия человека: как он аккуратно поправит лежащий криво предмет или всё время будет делать зацикленное действие для собственного успокоения. 

Эти приемы позволяют удержать внимание зрителя и глубже погрузить в происходящее. Авторам важно, чтобы мы тоже участвовали в процессе: замечали нюансы поведения, обращали внимание на речь героев, но также видели реакцию Луая. В сценах сессий игровое кино будто сменяется документальным, стирается грань, ощущаемая за пределами стен кабинета. И вот вы уже не понимаете, смотрите ли выдуманную «Ночную терапию», или же снятый с настоящим психологом «Стац: Инструменты успеха» Джоны Хилла.     

Новый взгляд на терапию на экране

Израильский сериал — не первопроходец среди шоу о терапии. Первым заметным проектом в этом своеобразном поджанре (назовем его «терапедрама») стали «Пациенты» от HBO. Там происходящее было намерено упрощено: новый день — новый сеанс; преимущественно одна локация — кабинет. Главный герой (если мы говорим о первом сезоне) тоже страдал от семейных дрязг, но при этом не искал спасение в работе. Даже наоборот, проблемы клиентов портили его собственную жизнь. В нулевые сериал смотрелся как смелый эксперимент.

Второй похожий проект — недавний сериал «Терапия» от Apple TV+, главные роли в котором исполнили Джейсон Сигел и Харрисон Форд. Герой Сигела (загибайте пальцы) потерял жену, отдалился от дочери, стал напрямую вмешиваться в личную жизнь клиентов и даже дружить с некоторыми из них. В «Терапии» больше юмора, чем драмы, и это положительно сказалось на сериале — он смотрится как бодрый ситком, который знает когда нужно рассмешить, а когда заставить плакать.      

«Ночная терапия» держится где‑то посередине. Здесь нет юмора как в шоу с Сигелом, но при этом действо более раскованно, чем в сериале от HBO: между сеансами и внутри сеансов есть жизнь, есть выход за стены кабинета. С проектом Apple TV+ израильский сериал схож неординарным подходом терапевтов — они оба нарушают правила взаимоотношений с клиентами, а еще выносят собственную выгоду из сеансов (выгоду нематериальную, естественно). 

Уникальным видится глобальный концепт «Ночной терапии» — соединить задушевные полуночные разговоры с профессиональной проработкой психологических травм. Это сильно романтизирует само лечение, но нисколько не преуменьшает его важности. Возможно, кого‑то просмотр сериала даже заставит задуматься над собственным ментальным здоровьем, — и в таком случае проект можно считать просветительским. Он доходчиво, но ненавязчиво объясняет пользу похода к психотерапевту, важность саморефлексии и проработки тех травм, о которых больно думать. Как сказал один из героев сериала: «Если не войдешь во тьму, то не найдешь свет».