22 мая онлайн-кинотеатр Амедиатека и кинокомпания Пионер выпускают в кинотеатральный прокат фильм «Зона интересов». Эта картина, получившая два «Оскара» и Гран-при в Каннах, исследует болезнь человеческой души, которая уже не ведает, что такое любовь, сочувствие и тоска. Действие фильма разворачивается рядом со стенами концлагеря Освенцим, где в годы нацистской оккупации Польши было убито около 1,1 миллиона человек (960 тысяч из них — евреи). Режиссер Джонатан Глейзер показывает повседневную жизнь коменданта концлагеря Рудольфа Хёсса (Кристиан Фридель из «Белого лотоса» и «Белой ленты») и его семьи, жившей в уютном (на первый взгляд) доме рядом с газовой камерой и крематорием. А мы рассказываем о том, что делает выдающейся и до сих пор актуальной ленту об ужасах Холокоста (и войны в принципе).
Банальность зла

На экране — быт, который на первый взгляд кажется мирным: белье сушится на солнце, мальчик целуется за домом, Хёсс идет к реке порыбачить. Но в деталях — ужас: изможденные люди в грязной форме молча разносят продукты, колючая проволока на каждом заборе, дым от крематория, то и дело мелькающий в кадре. Жена Хёсса, Хедвиг (Сандра Хюллер из «Анатомии падения»), показывает матери огород, но их разговор прерывает отдаленный крик. Хедвиг на секунду замолкает — и продолжает, будто ничего не произошло.
Вдохновляясь романом Мартина Эмиса, Глейзер иллюстрирует теорию Ханны Арендт о «банальности зла». Этот термин появился во время суда над Адольфом Эйхманом, одним из организаторов Холокоста, и описывает, как чудовищные преступления совершались из‑за «полной неспособности мыслить» — люди вроде Эйхмана и Хёсса прятали зло за обыденными фразами, рутиной и бюрократией.


И сегодня слова Арендт звучат зловеще. «Это не фильм о прошлом, — говорит Глейзер. — Он о нас. О нашем сходстве с палачами, а не с жертвами». Когда Хёсса переводят в Берлин, его жена впадает в ярость: она отказывается покидать дом, который превратила в крепость своего заблуждения. У ворот стоят офицеры — машины смерти. Но Хёсс позаботится, чтобы кровь с сапог не запачкала порог.
На кухне жены эсэсовцев сплетничают о платьях, отобранных у заключенных, но ни слова — о ночных кострах. Хюллер играет Хедвиг с ледяной точностью: ее наигранное миролюбие рушится, когда она говорит еврейской служанке, что муж «развеет ее пепел по полям», если та будет плохо работать.
Оригинальная зона интересов

В нацистской Германии словосочетание «зона интересов» использовали для обозначения печально известного лагеря смерти. Британский писатель‑постмодернист Эмис, признанный классик, создал о нем сложный, завуалированный роман. Он не называл лагерь прямо — избегал слов «Аушвиц» и «Освенцим», заменял настоящие имена вымышленными, а саму историю превратил в странную, почти гротескную любовную драму.
В книге повествование ведется от лица сразу трех персонажей: начальника лагеря, офицера СС и старшего в зондеркоманде. Все они пытаются разгадать тайну жены коменданта, которая сводит их судьбы в один клубок. Роман Эмиса можно сравнить с французской книгой Литтелла «Благоволительницы» — такой же жесткий и горький, но более камерный.


Однако в фильме Глейзера от книги почти ничего не осталось, кроме названия. Комендант и его жена — главные герои, но между ними нет никакого конфликта, даже когда мужа отправляют на «важное задание» — руководить убийством венгерских евреев. Это логично, ведь теперь перед нами не выдуманные персонажи, а реальные люди — Рудольф и Хедвиг Хёсс. Глейзер убрал всю литературную фантазию, а вместе с ней — злую иронию и метафоричность оригинала.
Здесь нет любовника‑офицера, а заключенные в робах, которых ждет путь в крематорий, едва заметны. Для Хёссов они становятся удобрением для их кустов, и в этом главные герои не видят ничего предосудительного.
Невидимый ужас

Сразу понятно, почему съемки фильма растянулись на несколько лет — один только сад, который должен был выглядеть как райский уголок, выращивали четыре года. А ведь он всего лишь прикрывает жуткую правду — за высокой стеной, которая кажется то защитой, то угрозой, виднеется только пар от поездов, на которых привозят новых узников, и дым из трубы крематория, не прекращающийся ни на минуту.
Но самое интересное — главная работа легла не на художников и декораторов, хотя и они постарались: кадры выглядят слишком идеально, словно их снимал сам Кубрик, а оператор Лукаш Жаль («Ида», «Довлатов») использовал несколько камер, чтобы добиться этой пугающей симметрии. Нет, главными здесь стали звукорежиссеры. Ведь сам лагерь мы так и не видим — он существует только в шумах: лай овчарок, крики охранников, выстрелы, стоны заключенных.
Погружение на всех уровнях


Самое страшное — к середине фильма зритель, как и герои «Зоны интересов», словно перестает замечать этот кошмарный фон. Выводят из этого оцепенения только резкие, леденящие звуки — вряд ли это можно назвать музыкой — их создал Мика Левай, давний соратник режиссера Глейзера.
То же самое делают и неожиданные визуальные эффекты — резкая смена цветов или внезапная темнота не дают расслабиться. Хотя вряд ли кто‑то сможет чувствовать себя спокойно во время просмотра — фильм слишком давит.

Долгие заставки внутри фильма погружают в сенсорную депривацию: темнота или яркий красный, вой сирен или крик людей — и вот мы внутри герметичного мира Хёсса, бессильные что‑то изменить. В финале Глейзер переносит нас в настоящее, напоминая: зло сегодняшнего дня тоже оставит шрамы на истории.
Глейзер действует осознанно: постановщик намеренно избегает прямого показа кошмаров Холокоста. По его мнению, не стоит снимать, как Полански, Бениньи или Спилберг, — ведь про самую страшную трагедию XX века уже снято множество картин, которые трогают за душу и заставляют плакать. Но и архивные кадры — не выход, ведь когда настоящие документы той эпохи переносят на экран, они превращаются просто в очередное зрелище.
Обыденность смерти

Главные герои «Зоны» — комендант лагеря Рудольф Хёсс, его жена Хедвиг и их милые дети — двое мальчиков, две девочки и грудной младенец — живут, кажется, в полной гармонии. Младший сын играет с оловянными солдатиками, старший ночью при фонарике разглядывает «сокровища» — золотые зубы, собранные в отцовском лагере. Лишь у одной из дочек иногда случается лунатизм — и, видимо, поэтому в кадре иногда появляются ничем не объяснимые лошади и яблоки. Наверное, режиссер тут вспомнил Тарковского.


В этом идеальном доме благополучие возведено в культ — даже важнее, чем поклонение режиму. Для них вера — это не нацистские идеалы, а стена, которая отделяет их от невыносимой реальности. Ни визит тещи, ни тревожные взгляды прислуги не могут разрушить эту иллюзию семейного счастья. Даже их собака уже не реагирует на дикий лай лагерных псов за стеной. У Хёссов выстроилась идеальная для них жизнь — ради такой не жалко ни умереть, ни убивать.
Наблюдение за семьей коменданта в «Зоне интересов» — болезненный, но крайне важный зрительский опыт, который может помочь нам избежать ошибок прошлого и разделить общую боль. Фильм показывает, что каждый в какой‑то момент рискует стать не свидетелем истории, а ее прямым участником — по разную сторону баррикад.