«Осло» (Oslo) легко недооценить. Ни в одном трейлере этой картины не найти чего‑то определенно увлекательного. Более того, это действительно полнометражный фильм, снятый сразу для телевидения, где люди в гриме и строгих костюмах сидят за полированными столами и обсуждают конфликт на Ближнем Востоке, не больше и не меньше.

Но на самом деле «Осло» — кино редкое, такое почти или совсем не снимают. Это и просветительская картина, основанная на реальных событиях, где те самые события умеренно драматизированы и доходчиво объяснены. И неожиданный выход HBO в телетеатр — туда сегодня мало кто ходит. И человеческая история: не визуализация сухо написанной исторической статьи из Википедии (которую, видимо, будут редактировать всегда — конфликт на Ближнем Востоке не утихает), а ее художественное дополнение.

Эти новости здесь никогда не закончатся

Арабо‑израильский или палестино‑израильский конфликт в последнее время только набирает обороты. И это само по себе спойлер для фильма «Осло» — пусть он и посвящен текущим событиям, серьезно повлиявшим на историю, но не изменившим ее ход. Как так получилось?

Столкновение, которое можно считать субъектом как внутренней израильской политики, так и внешней, настолько продолжительно и сложноустроенно, что его целиком не объяснить в рамках одного материала. Но для понимания «Осло» потребуется знать только обстановку на момент 1993 года.

Сектор Газа (это не группа Юры Хоя, а жаль), Иудея, Самария, в общем, большая часть тех регионов, которые сегодня иногда именуют Палестиной, отдельной страной, — все они находятся под военным контролем Израиля. В 1987 году началась так называемая первая палестинская интифада — поначалу стихийное, но массовое восстание на описанной подмандатной территории, в результате которого погибло больше сотни израильтян и больше двух тысяч палестинцев.

Мятеж был жестоко подавлен, но на этом все не кончилось: в 1993‑м стартовали поначалу полусамодеятельные, но по итогам признанные всеми сторонами примирительные переговоры в Осло. Те соглашения, которые были тогда приняты и обсуждению которых, собственно, и посвящена картина, наконец‑то очертили границы этого геополитического катаклизма — хотя бы на бумаге.

Политика как перфоманс в прямом эфире

Впрочем, можно выдохнуть и расслабиться. Мало того, что все эти знания не будут особо нужны для глубокого понимания «Осло», так еще их подадут (к чести HBO, довольно ненавязчиво) в самом фильме. В некотором смысле это кино не совсем о том, что происходит или происходило на территории Израиля. О чем же тогда?

На самом деле два главных персонажа картины — и вовсе норвежцы, то есть люди, формально не имеющие никакого отношения к чужой полувековой драме. Терье Руд‑Ларсен (Эндрю Скотт), аналитик из норвежского think‑tank, фонда Fafo (это что‑то вроде политического НИИ), и Мона Юль (Рут Уилсон), дипломат МИДа, начали собирать те переговоры примерно как карго‑культ — прямо как когда папуасский народ, получив однажды гуманитарную помощь с заморского самолета, начали строить аэропорт, самолет и так далее из бамбука, надеясь, что при помощи этого вновь заслужат доброты божеств с небес.

Это изначально даже не был официальный саммит: туда не прибыли власть предержащие, хоть сколько‑нибудь заметные уполномоченные представители. От одной стороны — всего лишь министр финансов организации освобождения Палестины Ахмед Курей, от другой — и вовсе профессор экономики университета в Хайфе Яир Хиршфельд. Словом, поначалу это было подобие диалога, но ситуация развивалась, причем усилиями ее постановщиков. Собственно, именно важность участия в тех соглашениях Руда‑Ларсена и Юль — то относительно новое, что мы узнали сначала из пьесы «Осло», а теперь из одноименного фильма.

И здесь сразу же бросается в глаза один из ключевых мотивов нетривиальной картины. Любая политика — это разговор о материях вербализуемых, но не визуализируемых на этапе проектирования. Иначе говоря, пока политическая сила не претворяет в жизнь свою программу, не до конца можно предсказать, что же после этого произойдет. Не попробуешь — не узнаешь. Примерно то же самое происходит в кино или в театре — искусство рождается на сцене или на площадке (в кино еще на монтаже, понятно). Удивительный вывод, который делается из текста сценария в данном случае — что политика режиссируема, это всегда грандиозная постановка со множеством зашифрованных смыслов, метафор, своими актерами‑акторами и аудиторией размером с население планеты.

Телетеатр: возрождение легенды

К подобным мыслям при просмотре «Осло» подталкивает и режиссерская манера Бартлетта Шера, глубоко театрального постановщика, пусть и мультижанрового (делал в том числе немало опер). Для него этот фильм стал дебютом в полном художественном метре. И всюду заметно, что Шер не старается избавить выданную ему пьесу, получившую, кстати, премию «Тони», от театрального привкуса — напротив, наслаждается разговорами на повышенных тонах в замкнутых помещениях, смакует их, разыгрывает в разных тональностях, лишь изредка выводит действия на улицу (и то, как правило, это неспешные прогулки по норвежскому лесу).

По сути, перед нами телетеатр, ныне почти забытый жанр. У нового зрителя это слово ассоциируется, наверное, разве что с недавней новостью про обнаружение советского «Властелина колец». Впрочем, намечается любопытный тренд. Недавно два «Оскара» получила другая картина с глубоко театральными корнями, «Отец», поставленная драматургом‑дебютантом в режиссуре по собственной же пьесе. Театр в кино перестает ощущаться как неуместный анахронизм, теперь это возможность тоньше и точнее работать с актерами, с эмоциями, с текстом, не отвлекаясь на графику и спецэффекты.

Не нужно смотреть на «Осло» свысока — наоборот, лучше обратить на фильм пристальное внимание. Эта картина не прощает тех, кто отвлекается — без лаконичных пояснений к тому, кто есть кто в этой чрезвычайно густонаселенной политической драме, можно вообще не понять, что происходит. Эта примета, кстати, тоже роднит «Осло» со спектаклем, разыгрываемом в здании Израильского театра военных действий.

Нейтралитет как спасение

«Осло», скажем честно, — не самый увлекательный на свете фильм. К нему надо притереться, прислушаться, и то не факт, что подобные (в основном студийные) съемки вас зацепят. И в этом, как ни удивительно, скромная сила данной картины.

Соглашения в Осло так долго не могли состояться по той же причине, по которой не заканчивается палестино‑израильский конфликт — обе стороны считали друг друга угрозой собственной безопасности. Сегодня люди, обсуждающие любой вопрос в любой стране, разобщены примерно так же сильно, и позиции у сторон столь же принципиальны. При этом фейсбучные баталии не приводят к каким‑либо результатам.

«Осло» убедительно доказывает, что в любой ситуации нужно попробовать встать над схваткой, отказаться от собственной позиции, поработать адвокатом дьявола, словом, занять позицию нейтральную. Нейтралитет — больше не последнее прибежище лицемера, а, кажется, единственный выход сторонников здравого смысла. А еще, если уж надо что‑то решить и обсудить, стоит уныло позаседать. Ведь только такие унылые разговоры по‑прежнему могут менять мир.

А могут и не менять: подписанные в итоге главой палестинской администрации Ясиром Арафатом и израильским премьер‑министром Ицхак Рабином не помогли предотвратить убийства Рабина, второй интифады. Воз и ныне там. Оба подписанта получили за это Нобелевскую премию мира — за мир, что до сих пор не состоялся. Да и один фильм, снятый по какой‑то там пьесе, ничего толком не поменяет — зато напомнит, что нужно и дальше пытаться понять друг друга. Это вопрос выживания.