Имя Моники Левински знакомо многим. Правда, с подачи прессы юную стажерку, проходившую практику в Белом доме, чаще воспринимали как коварную искусительницу, чем как жертву сексуальных домогательств. Новый сезон «Американской истории преступлений» (Impeachment: American Crime Story), созданный в соавторстве с самой Левински, продемонстрирует альтернативный взгляд на события конца 90‑х, произошедшие в Западном крыле.

Преступление: де‑факто и де‑юре

Недавно в сети развирусилась в качестве мема мини‑заметка от 31 августа 1997 года. В ней американский таблоид The National Enquirer извиняется за первую полосу с заголовком «DI GOES SEX MAD» («Ди сходит с ума от секса») и утверждает, что уже работает над тем, чтобы заменить тираж на специальный выпуск‑трибьют «A FAREWELL TO THE PRINCESS WE ALL LOVED» («Прощание с принцессой, которую мы все любили»). Всего в паре строк, опубликованных сразу после гибели Дианы, издание уместило наглядный пример того, как лицемерно, потребительски и жестоко пресса и общественность в целом относились к известным женщинам в конце 90‑х.

Жертвой двойных стандартов, политических интриг и откровенной травли со стороны СМИ стала в свое время и Моника Левински — героиня нового, третьего сезона «Американской истории преступлений». К счастью, в отличие от принцессы Дианы, она до сих пор жива и здорова, а потому может поделиться своим взглядом на события более чем 20‑летней давности.

Стоит сразу отметить: «Американскую историю преступлений» сложно назвать сериалом в классическом понимании этого слова. Каждый сезон больше походит на многосерийный фильм, посвященный одному громкому разбирательству: делу «Народ против О. Джея Симпсона» — в первом сезоне, загадочному убийству Джанни Версаче — во втором. Третий сезон, «Импичмент», концентрируется на противостоянии между Моникой Левински и Биллом Клинтоном, которое привело к попытке свержения последнего. Примечательно, что с юридической точки зрения преступления не было — президента Клинтона оправдали, и он сохранил за собой должность. Однако создатели сериала не побоялись взяться за осмысление сексуально‑политического конфликта под таким громким заголовком.

Погружение в кризис

Пожалуй, российскому зрителю понятны не все намеки и «пасхалки», щедро разбросанные шоураннерами. Так, например, наклейка с надписью «Whitewater» на коробке, которую выносят из кабинета Винсента Фостера после его кончины, до определенного момента остается для многих рядовой офисной биркой. Для американцев же это прямая отсылка к скандалу, в рамках которого чету Клинтонов и их друзей подозревали в финансовых манипуляциях, связанных с инвестициями в недвижимость.

Были в истории и другие громкие разбирательства с участием президента и первой леди: например, дело, известное как «Трэвелгейт», когда Клинтонам приписывали неправомерное увольнение сотрудников Бюро путешествий Белого дома с целью назначить на должности своих ставленников. Воспоминания обо всех этих эпизодах создатели сериала умело пробуждают всего одним стикером на коробке.

Собственно, и случившееся с Винсентом Фостером (Мэттью Флойд Миллер) поначалу может показаться российскому зрителю неким лирическим отступлением от темы импичмента. Однако для многих американцев — это трагическая кульминация громких этических споров вокруг Билла Клинтона и его приближенных. Как бы цинично это ни звучало, показанная в первом эпизоде гибель Фостера отлично задает сеттинг.

Чуть позже эта и многие другие сцены сложатся в четкое понимание: политика — это грязная песочница, в которой два противоборствующих лагеря швыряют песок туда‑обратно. Одним важно раскопать зарытые оппонентами секреты, другие пытаются замести свои скелеты поглубже. Иногда игроки меняются местами, но в целом это непрекращающийся цикл, и чистым не выходит никто.

В таком контексте Моника Левински (Бини Фелдштейн), равно как и ее «подруга по несчастью» Пола Джонс (Аннали Эшфорд), оказываются не только жертвами домогательств, но и инструментами политических манипуляций в руках противников Билла Клинтона (Клайв Оуэн).

Взгляд Левински

Режиссером и исполнительным продюсером проекта выступил Райан Мерфи, он же решил привлечь к созданию саму Монику Левински. Многие ожидали, что при таком раскладе экранная Моника получится святой и непорочной, но хорошо погруженные в тему зрители с самого начала знали, что Левински способна на самокритику.

Еще в 1999 году в одном из интервью она публично принесла извинения Хиллари Клинтон и Челси Клинтон — жене и дочери Билла Клинтона — за все, через что им пришлось пройти в процессе разбирательства. Она призналась, что сожалеет о произошедшем, что не отменяло ее претензий к президенту. Впрочем, публичных извинений в свой адрес Левински так и не дождалась.

У многих экранное воплощение стажерки Белого дома вызовет удивление — немного неуклюжая и невысокая девушка с широко раскрытыми наивными глазами выглядит абсолютным ребенком. Этот образ сильно конфликтует с представлением о роковой соблазнительнице, которая склонила честного человека, верного мужа и прекрасного президента к интимной близости на рабочем месте. А ведь именно такой — похотливой и беспринципной — Левински выставляли на страницах газет, в многочисленных пародиях на телешоу и даже в эпизодах сатирических мультсериалов.

Однако пойти против фактов невозможно: на момент описываемых событий Левински было всего 22 года, а Клинтону — 49. Она была практиканткой и, очевидно, страшно нервничала из‑за своей первой в жизни работы. А он был президентом, самым влиятельным человеком в стране и одним из самых влиятельных — в мире.

Дефицит солидарности

Неудивительно, что «Импичмент» в нынешнем виде появился только сейчас: общество, совсем недавно вскрывшее нарыв домогательств при помощи #MeToo и аналогичных движений, должно было добраться и до этой страницы истории, чтобы попытаться ее переосмыслить.

Большое внимание шоу уделяет отсутствию солидарности между женщинами в конце 90‑х и последствиям, к которым приводит такой дефицит поддержки внутри комьюнити. С первых же мгновений сериал погружает нас в «мужской» мир большой политики, функционирующий по суровым маскулинным правилам в духе «съешь или будешь съеден».

С каждой минутой зритель все ближе знакомится с жестокой средой, где сотрудница Белого дома Линда Трипп (Сара Полсон) аутит подругу, раскрывая интимные подробности ее жизни ради собственного блага. Сейчас, в эпоху феминизма, когда даже некоторые политики вовсю седлают тему защиты прав женщин, чтобы привлечь голоса избирательниц, такое хладнокровие со стороны недавних подруг вызывает неприятие и ужас.

Хотя, пожалуй, было бы наивно полагать, что в современной политике женщины могут чувствовать себя абсолютно безопасно. Многое еще предстоит отрефлексировать и понять: например, то, что совсем недавно своеобразной иконой феминизма на политической арене служила как раз Хиллари Клинтон, которая в 1998 году приняла сторону мужа в конфликте с Левински.

Страх и власть

Вопреки ожиданиям, сериал не концентрируется на обвинениях в адрес Билла Клинтона или его близких, скорее, старается представить обстоятельства дела с позиции Моники, которой понадобилось много времени и сил, чтобы решиться на подробное изложение своей истории. И, как ни странно, домогательства здесь играют не ключевую роль.

Центральную позицию занимает обстановка, в которой эти домогательства становятся возможными. Высокая конкуренция при непосредственной близости к власти, непрозрачность процессов внутри политической системы и банальный трепет перед тем, кто выше тебя по статусу, — токсичная среда в сочетании с культурой обвинения жертвы создают опасный коктейль.

В одной из сцен юрист, которому экранная Пола Джонс рассказывает об эпизоде домогательства, честно признается: до главы государства ему не добраться, но можно привлечь внимание президентской свиты общественной шумихой. Однако он не объясняет девушке, чем обернется огласка, ведь ему выгодно быть причастным к такому громкому делу.

Политика — это вообще всегда про выгоду, а «Импичмент» — отличный образец политической драмы. С каждым эпизодом мы все больше убеждаемся: до жертв домогательств, справедливости и добра практически никому из фигурантов нет никакого дела. Одни пытаются сохранить работу, другие — продвинуться выше по карьерной лестнице, третьи — нажиться, а кому‑то хочется пройти кастинг на роль в мыльной опере.

Правда, в 20 с небольшим осознать, что тебя окружают предатели, сложно, и ты с легкостью веришь, когда агент ФБР говорит, что ты «можешь себе помочь» только если пойдешь беседовать с ним без адвоката. Но правда в том, что за любым предложением помощи, особенно в «мужском» мире политики конца 90‑х, скрывается чья‑то выгода. А впрочем, многое ли изменилось за эти 20 с лишним лет?