Тимоти Великолепный

В конце коридора группа девочек, совершенно ничего не подозревая, отрабатывает батман тандю в разношерстных трико. А тем временем Тимоти Шаламе уже целый час ходит по кругу. Он экспериментирует с постановкой стоп. Подкручивает амплитуду шага. Останавливается, начинает заново, складывает кончики длинных пальцев вместе. Прокручивает этот круговой маршрут раз за разом — один, два, десяток — пока движение не начинает выглядеть легким и непридуманным.

Мы в танцевальной студии в районе под названием «Адская кухня» — месте, где вырос 29‑летний Шаламе. Здесь он репетирует выступление, которое способно довести до отчаяния и сверстников, и предшественников, свести актера с ума или хотя бы привести к неловкой оговорке в ночном ток‑шоу: роль главного героя, который теперь продвигает свой новый проект.

У Шаламе есть концепция, и важно уточнить: это его концепция, которую проще всего описать как дикое приключение на тему кадетского марша. Добро пожаловать в пресс‑тур «Марти Великолепного»: Шаламе в центре группы мужчин в черном, каждый из которых носит на голове оранжевый пинг‑понговый шарик размером с классный глобус.

Привыкайте к этому отряду «тыквоголовых» пехотинцев — Шаламе берет их с собой в дорогу, выстраивая продвижение «Марти Великолепного» по принципу релиза музыкального альбома. Накануне он представил их в прямом эфире своих соцсетей перед аудиторией в 45 тысяч человек, объявив дату рождественского релиза фильма. На следующий вечер после нашей встречи он появится с тем же антуражем в кинотеатре на Таймс‑сквер, где устроит предпоказ для зрителей в порядке живой очереди.

Справедливости ради, «Марти Великолепный» и правда требует нестандартного запуска. Формально, и только формально, это фильм о пинг‑понге. Гораздо точнее назвать его масштабной историей об амбициях, судьбе, поиске себя, азарте, любви и желании. Сюжет разворачивается в 1950‑е и лишь по касательной связан с настольным теннисом. Шаламе — не только исполнитель главной роли, но и продюсер картины. Вместе с режиссером Джошем Сэфди (который ранее вместе с братом Бенни снял тревожный кинематографический кошмар «Неограненные алмазы») они вынашивали этот проект с 2018 года.

Героем фильма является вольная интерпретация образа бывшего чемпиона по пинг‑понгу Марти Райсмана — самовлюбленного, избалованного, высокомерного, эгоистичного и инфантильного мечтателя, который то и дело представляет, как окажется на коробке с культовыми хлопьями Wheaties. Он совершает одну невероятно глупую ошибку за другой: череда провальных ставок и нелепых выходок превращается в настоящий парад катастроф. И всё же, к чести Шаламе и Сэфди, этот хаос каким‑то образом остается смешным, изобретательным и даже глубоким. Марти Маузер — самый саморефлексивный персонаж, которого Шаламе когда‑либо играл. И он прекрасно понимает, что это не совсем комплимент.

Сэфди познакомился с Шаламе в 2017 году — «еще до того, как он взлетел с планеты Земля», как он пишет в письме, — и сразу понял, что нашел своего Марти. «В нем была та легкость, которая позволяла импровизировать в любом направлении. В его ненасытных мечтах, в стремлении быть принятым я увидел человека, одержимого и ослепленного собственной амбицией, — точь‑в‑точь как Марти Маузер».

Смотря черновой монтаж фильма в одиночестве в августе, я то смеялась, то морщилась, наблюдая, как Марти снова и снова спотыкается и терпит неудачу. Он — монстр славы. И в него невозможно не влюбиться хотя бы немного.

За несколько дней до нашей встречи в танцевальной студии Шаламе и Сэфди устроили неожиданный показ «Марти Великолепного» для завороженной публики Нью‑Йоркского кинофестиваля. Сеанс не анонсировали заранее. Для обоих это стало возвращением домой — два ньюйоркца представляли фильм, во многом посвященный их родному городу. Рецензии пока были под эмбарго, но реакция оказалась восторженной. Разговоры о наградах вспыхнули мгновенно, почти с азартом. Одно из профессиональных изданий даже перечислило рекорды, которые Шаламе может побить, если получит «Оскар» одновременно как актер и как продюсер.

«Лучше и представить было нельзя», — говорит Шаламе. Его раздражает, когда актеры принижают собственную работу или делают вид, что им всё равно, как на нее реагируют зрители. Он хочет, чтобы его фильмы смотрели. В чем вообще смысл изображать безразличие?

Актер я дрожащий, или право имею…

Долгое время, говорит он, его привлекали актеры, которые «держат дистанцию». Темные костюмы, темные очки — сплошная загадка. Но со временем он начал задаваться вопросом: не пора ли стать чуть более открытым? Киноиндустрия распадается на фрагменты, и тем, кто хочет продавать билеты, возможно, стоит учиться у тех, кто умеет удерживать внимание публики. А это значит — быть везде.

В прошлом году, продвигая байопик о Бобе Дилане «Боб Дилан: Никому не известный», Шаламе ходил на «маносферные» подкасты, встречался с ютуб‑звездами и даже посетил конкурс собственных двойников. Его не интересует производство «престижного кино» для исчезающей аудитории. Он следил за кассовыми сборами фильма Пола Томаса Андерсона «Битва за битвой» — посмотрел его и был в восторге. Для него не проблема надеть на голову гигантский мяч для пинг‑понга, если это хотя бы немного повысит шансы, что из его 19 миллионов подписчиков кто‑то пойдет на «Марти Великолепного».

«Главное — не стать слишком показушным, — говорит он. — Но я и не хочу однажды оглянуться назад и сказать себе: “Ну я так, тихонько. Хотите — сходите в кино, не хотите — и ладно”. Нет. В худшем случае ты кого‑то раздражаешь. А в лучшем кого‑то это зацепит, и он подумает: “Этот парень правда считает, что его работа чего‑то стоит”».

Только будучи готовым проиграть, ты станешь бесстрашным

А теперь наступает тот самый момент, когда я пересказываю детство Шаламе. Конвенция, от которой беспокойный, рано повзрослевший Тимоти, уверена, предпочел бы отмахнуться или приукрасить. Так что пройдемся быстро.

Шаламе вырос в Манхэттене, в субсидируемом жилье для художников, вместе со старшей сестрой Полин (она тоже актриса). Его отец работал в ЮНИСЕФ. Мать сейчас занимается недвижимостью, а раньше преподавала танцы и французский — язык, по которому получила степень бакалавра в Йеле. Тимоти подавал документы в Йель и Гарвард, но получил отказы. Зато в знаменитой школе «Ла‑Гуардия» учился достаточно хорошо, чтобы поступить в Колумбийский университет.

Однако там он не прижился. Особенно запомнился один курс по антропологии. Шаламе записался на него вместе с «блестящим» знакомым из программы YoungArts. Сам он терялся в обсуждениях, а новый приятель поднимал руку и делал точные, острые замечания, которые впечатляли однокурсников. Сейчас Тимоти уже не помнит его фамилии. Помнит только момент осознания: он не на своем месте.

Во время наших разговоров Шаламе демонстрирует настолько прочную уверенность, что на ней можно было бы построить небольшой дом. Он не испытывает того, что сам называет «паническим самоустрашением» — состояния, которое видел у других. Он наблюдал, как актеры ломались под давлением или теряли себя.

И всё же, слава богу, вот она — человеческая трещинка. Шаламе называет весь опыт учебы в Колумбийском университете «тяжелым». Он до сих пор уверен, что не должен был поступать туда, и объясняет свое зачисление бюрократической случайностью — унылой противоположностью божественного вмешательства, которое, кажется, направляло остальную его жизнь и карьеру. Он убежден, что у Колумбийского университета есть некая «квота на ньюйоркцев» в каждом наборе бакалавров, хотя четырех секунд поиска достаточно, чтобы понять: это неправда.

«Ну, это моя теория, — пожимает он плечами. — Просто впервые в жизни у меня возникло ощущение: мой инструментарий не так хорош, как у всех остальных».

В детстве Шаламе мечтал стать профессиональным спортсменом. Осознание пришло быстро: выяснилось, что у него просто «нет нужных данных». Он не совсем шутит, когда признается, что до сих пор злится на послание, которое он и другие относительно обласканные миллениалы получали в детстве: мол, если стараться, можно стать кем угодно. Шаламе, с его хрупким, вытянутым телосложением, никогда не стал бы горой мышц. Как и выпускником Лиги плюща. На вечеринках он любит говорить, что статус «самого глупого человека в Колумбии» сделал его «одним из самых умных в Лос‑Анджелесе».

Вскоре после поступления он понял, что должен уйти. Он проходил кастинги с детства, получил важную роль в сериале «Родина» и небольшую — в «Интерстелларе» Кристофера Нолана, который до сих пор остается его любимым фильмом из всех, в которых он снимался. В поисках более гибкого расписания Шаламе перевелся в «Галлатин‑Скул» в Нью‑Йорке и продолжил ходить на пробы. В основном без какого‑либо выхлопа.

«Я помню, как думал: если я вдруг когда‑нибудь “выстрелю”, а сейчас я настолько хрупок во всём этом, как я вообще смогу справляться с тем, через что проходят люди, которыми я восхищаюсь?» — говорит он. До сих пор он завидует музыкантам, которые могут записать что‑то у себя в спальне или арендовать студию с друзьями, выложить фрагмент и сразу выйти на контакт с аудиторией — минуя посредников. Актерская профессия — это система фильтров и привратников.

В итоге всё, конечно, сработало. Причем настолько хорошо, что после «Родины» Шаламе больше ни разу не возвращался на телевидение. Никаких «престижных» сериалов HBO. Никаких вылизанных проектов FX. Когда я спрашиваю, думает ли он когда‑нибудь вернуться в формат ТВ, Шаламе отвечает просто и спокойно: «Нет». Без оговорок про «подходящий проект» и без реверансов в сторону «определенного режиссера». Он лишь улыбается той самой улыбкой кинозвезды, и на этом наш разговор под запись на эту тему заканчивается.

При этом телевидение он, конечно, смотрит. Шаламе запоем посмотрел недавний сериал Лины Данэм «Чересчур» на Netflix — чем изрядно разозлил Полин, которая давно уговаривает его включить «Девочек». «Она меня уже достала, — смеется Шаламе. — Говорит: “Ты не можешь любить «Чересчур», не посмотрев «Девочек». Просто включи пилотную серию!”»

Осмысление маскулинности и жажда свободы

На свою прорывную роль в фильме Луки Гуаданьино «Назови меня своим именем» Шаламе, кстати, вообще не проходил кастинг. Картина вышла в 2017 году — забавно, всего за несколько месяцев после финала «Девочек». Незадолго до премьеры фильма на Берлинском кинофестивале Шаламе познакомился с дизайнером Хайдером Акерманном, который в тот момент был в розовом плаще Berluti. Шаламе, пришедший на нашу встречу в «прокачанных» ботинках Nike SFB и мерче «Марти Великолепного», над которым он последние полгода работал вместе с дизайнером Дони Нахмиасом и стилисткой Тейлор Макнилл, увидел «этот огромный плащ» и сразу понял: «Вот. Бум! Это я и надену».

Его PR‑агент был в ужасе. Это должен был быть ключевой момент в только начинающейся карьере Шаламе, а он собирался выйти в чем‑то вроде дождевика из гардероба Эль Вудс (главная героиня фильма «Блондинка в законе» — прим. ред.). «Это было что‑то вроде: “Ты даже не успеешь взлететь!” — вспоминает он. — “Ты всё испортишь еще до того, как начнешь”».

Ну конечно, в итоге он всё‑таки надел тот самый плащ Berluti. И да, с Акерманном они до сих пор дружат. Работа актера, по словам Шаламе, требует «определенной степени покорности», и именно это его больше всего раздражает. «Думаю, некоторым это даже нравится. И не только актерам. Я про пиарщиков, съемочную группу. Людям вообще нравится, когда им говорят, что делать».

Эта готовность подчиняться — важная часть «Дюны», научно‑фантастического эпика Дени Вильнёва, где Шаламе играет будущего мессию Пола Атрейдеса. Это в каком‑то смысле многое говорит и о геополитике. Шаламе не хочет слишком уж раздувать свою тягу к освобождению, но свободу он ценит.

«Я просто обязан был надеть этот розовый плащ», — говорит он. С тех пор мода стала для него одним из главных способов самовыражения, и заодно полем, на котором он методично расширяет границы допустимого мужского образа на красной дорожке. Шаламе носит ожерелья вместо галстуков, надевает на запястья россыпи браслетов и часов там, где другие ограничились бы запонками. На премьеру фильма Луки Гуаданьино «Целиком и полностью» в 2022 году он пришел в красном топе‑халтере с открытой спиной. А вернувшись на Берлинале в 2025 с байопиком «Боб Дилан: Никому не известный», выбрал бледно‑розовый худи Chrome Hearts.

У Шаламе теперь другой PR‑агент, а «Назови меня своим именем» превратил его в сенсацию. «То, как я стал знаменитым, и эта гонка на ракете выбили меня из колеи, — говорит он. — Мне кажется, я выбрался на берег — не из‑за трагической, разрушительной химической зависимости, а просто пережив вызовы и кучу проблем с ментальным здоровьем, которые преследуют талантливого артиста». Сейчас, по его словам, он взял паузу в терапии — с полного одобрения своего «очень щедрого терапевта». «Он сказал мне: “Когда ты летишь — ты должен лететь. В этом весь смысл”».

Это, пожалуй, очень в стиле Шаламе — так сформулировать мысль о том, что последний год он экспериментировал с границами собственных возможностей. К ролям он всегда готовился предельно тщательно: для фильма «Боб Дилан: Никому не известный» нанимал преподавателей по диалекту, гитаре, губной гармонике, вокалу и пластике, а во время работы над «Марти Великолепным» возил с собой стол для пинг‑понга, чтобы тренироваться. Но в последнее время его стало тянуть к расширению границ уже другого рода.

Заглядывая за горизонт

Когда в этом году он стал ведущим Saturday Night Live (SNL), то вышел и в роли музыкального гостя, исполнив собственные версии песен Дилана вживую. «Я позвонил Финнеасу, брату Билли Айлиш, и спросил: “Кто делал вам сет на SNL?”» — рассказывает Шаламе. Он лично собрал ту же команду и пригласил лучших музыкантов, каких смог найти, чтобы они играли вместе с ним.

Он также за свой счет финансирует дизайн и производство гигантских голов для пинг‑понга и спортивных курток «Марти Великолепного», хотя ожидает, что студия A24 позже возьмет часть расходов на себя.

«Меня всё это невероятно заводит, — говорит он. — На что еще тратить деньги, если не на то, чтобы сделать свою работу лучше?» Шаламе признается, что осознал в себе редкое сочетание взгляда и авторства. «Я понял, что у меня есть собственная точка зрения и довольно необычное ощущение авторства, — говорит он. — Надеюсь, это никого не оттолкнет».

Через несколько недель после выхода на сцену SNL Шаламе получил премию Гильдии киноактеров США за лучшую мужскую роль — за байопик «Боб Дилан: Никому не известный». Со сцены он произнес речь из тех, что мгновенно разлетаются по YouTube‑подборкам. Эффект был таким сильным, что Джош О’Коннор, актер схожего, тонко‑интровертного склада, спустя больше полугода с восхищением вспоминал ее в интервью GQ.

Шаламе тогда прямо заявил, что «стремится к величию». Он назвал Виолу Дэвис, Дэниэла Дэй‑Льюиса и Марлона Брандо — список, который, по его словам, он не готовил заранее. Да, сама номинация — это честь. Но победа лучше.

Поэтому, разумеется, он был разочарован, когда через неделю проиграл «Оскар». «Если на премии сидят пять человек и четверо уходят без статуэтки, — говорит Шаламе, — вы правда думаете, что эти четверо потом сидят в ресторане и говорят: “Ну и ладно, не выиграли”? Я встречал невероятно щедрых, лишенных эго актеров — и, может, кто‑то из них действительно думает: “Было классно”. Но я точно знаю, что многие думают: “Черт!”»

По крайней мере, Шаламе честен в этом. «Меня могут называть выскочкой, до смешного старательным, могут, блин, говорить что угодно, — продолжает он. — Но именно я здесь реально всё это делаю».

«Марти Великолепный» — который сам Шаламе называет «фильмом про то, как быть идиотом и принимать плохие решения, но при этом уважать собственные амбиции, уметь разглядеть в зеркале свой талант и идти к цели с абсолютной сосредоточенностью» — он снимал в месяцы, предшествовавшие выходу фильма «Боб Дилан: Никому не известный». Основные съемки проходили в Нью‑Йорке. Производство было масштабным: около 150 персонажей с репликами. По слухам, это самый дорогой фильм A24 на сегодняшний день.

К роли он готовился с одержимостью: заучивал сложные хореографические комбинации для сцен с пинг‑понгом и снова и снова пересматривал «Последний танец» — документальный сериал о другом спортсмене с феноменальным талантом и железной уверенностью в себе. «Мы с Тимми часто говорили о танцевальной природе матчей, — пишет Сэфди. — Я видел Марти как Барышникова или Баланчина. Некоторые розыгрыши длились по четырнадцать ударов, и запомнить все комбинации было невероятно сложно… Это требовало экстремальной концентрации. И мне доставляло удовольствие знать, что Тимми будет готов. В каком‑то смысле для него это была самая легкая часть».

Гораздо труднее оказалось справляться с папарацци. Вскоре те запечатлели Шаламе и его партнершу по фильму Гвинет Пэлтроу в страстных объятиях в Центральном парке. Интернет взорвался — как и личные чаты самой Пэлтроу. «Это было так нелепо», — смеется она. — Я говорила: “Ребята, успокойтесь”». Но они не успокаивались. Шаламе просто так действует на людей: он превращает чаты мамочек в набор междометий.

В «Марти Великолепном», где также сыграли Tyler, the Creator, Фрэн Дрешер, Сандра Бернхард, Кевин О’Лири, Одесса Эзайон и Пенн Джиллетт, Пэлтроу исполняет роль подавленной бывшей актрисы, размышляющей о возвращении. Ее героиня замужем, но заводит роман с Марти, и он тараном сносит хрупкое равновесие в ее жизни. Эта роль стала самым серьезным возвращением Пэлтроу в большое кино за более чем десять лет — и Шаламе сделал всё, чтобы ей было комфортно. «Мне нравится, что он настолько свободно и независимо мыслит, — говорит она. — Знаешь, как многие в разговоре просто кивают: “Да‑да‑да”? Он скорее такой: “Нет…” Он всегда пропускает всё через фильтр: “А что я на самом деле об этом думаю?”»

Шаламе, в свою очередь, не меньше восхищался Пэлтроу. «Перед вами человек, чье чувство собственного достоинства и понимание того, ценят его время или нет, никак не связаны с киноиндустрией, — говорит он. — В этом плане она казалась очень самодостаточной — и по‑настоящему шикарной».

Ему близка ее холодная отстраненность. Сам он так не умеет.

Ради съемок для обложки Vogue с Энни Лейбовиц Шаламе прилетел из Франции прямо в Лас‑Вегас. Процесс был изматывающим и драйвовым одновременно — три дня в пустыне Невада на фоне грандиозного арт‑объекта «Город» Майкла Хайзера. «Это какой‑то абсолютно запредельный опыт», — говорит Шаламе. (Сама локация открыта всего три дня в неделю и принимает лишь по шесть посетителей в день, но работы Хайзера станут доступнее для нью‑йоркской публики в феврале 2026 года, когда галерея Gagosian откроет выставку его новых произведений). «Энни — настоящий зверь, — признается Шаламе, расхаживая по гостиничному номеру во время нашего звонка по FaceTime. — Иногда, когда люди становятся настолько повсеместными или культовыми, ты перестаешь замечать, сколько усилий за этим стоит. Она встает первой в 5:30 утра. Ты только спускаешься вниз, а она уже вовсю изучает материалы».

Обсуждения композиции портретов и арок персонажей с Лейбовиц напомнили Шаламе работу с кинорежиссерами. «У нее почти маниакальный творческий запал, — говорит он. — Ее не волновало ничего, кроме крутого результата, и я уверен, что сразу после этого она просто переключилась на следующий проект».

Раньше Шаламе романтизировал образ «мучимого творчеством» художника. Но теперь его гораздо больше привлекают трудолюбие и готовность к работе. Меньше поэта, больше атлета, музыканта, стендапера или раввина у кафедры. «Особенно на съемках новой части «Дюны» — масштаб просто невероятный, — говорит он о третьем фильме Дени Вильнёва, производство которого в 2025 году идет на сложнейших декорациях в Будапеште и Абу‑Даби. — Это почти как движущийся город. И выдавать результат сразу, по щелчку? Вот это — настоящий класс».

Кроме того, это дает ему свободу просто получать удовольствие. Хавьер Бардем (сыгравший Стилгара — духовного наставника) вспоминает, как в перерывах между дублями на базе Шаламе и Зендея устраивали баттлы: «Читали рэп, танцевали хип‑хоп и пели».

«Для меня очень ценно, когда актеры могут быть предельно сосредоточены в кадре и при этом умеют расслабиться в перерывах, — говорит Бардем. — Именно это я и увидел в нем».

«Я старик, — добавляет он с улыбкой, — но наблюдать за ними было одно удовольствие».

Семья и величие — понятия совместимые?

Главный вопрос фильма «Марти Великолепный» заключается в том, обязательно ли человеку быть эгоистом, чтобы стать великим. Шаламе начинает отвечать еще до того, как я успеваю полностью сформулировать мысль. «У меня была школьная подруга по имени Грейс, и у ее родителей был самый прекрасный, удивительный брак, — он делает паузу, немного смутившись. — Это не совсем про величие, так что я немного отклонился от темы, но я понял: совершенство может существовать и без надрыва». Мы обсуждали амбиции и путь к признанию, но он хотел поговорить о гармонии полноценных отношений.

Он продолжает: «Нет, не нужно быть эгоистом, чтобы стать великим. Я знаю это, потому что работал с невероятными режиссерами, которые при этом полностью отдают себя семье. Даже Дени [Вильнёв], с которым я работаю сейчас. Я просто поражен им. Два дня назад у него был день рождения, один из его детей прилетел к нему сюрпризом — и вот он обнимает его, плачет прямо на съемочной площадке, люди снимают это на видео… Дени — абсолютный мастер своего дела и при этом отличный семьянин».

Шаламе не станет обсуждать свои отношения с Кайли Дженнер («и я говорю это без всякого страха, мне просто нечего сказать»), но он совершенно не против признать, что вступает в новый этап жизни. Его сестра только что родила ребенка. «Зендея помолвлена. Аня [Тейлор‑Джой] замужем», — перечисляет он своих коллег по «Дюне».

Никаких спойлеров, но тень отцовства витает и над фильмом «Марти Великолепный». Это то, что Шаламе хотел бы испытать и сам. Он вспоминает, как сидел с другом и смотрел интервью с кем‑то, чье имя он «точно» не назовет. Этот человек «хвастался тем, что у него нет детей и сколько времени это дает ему на другие дела», — рассказывает Тимоти. Они с другом переглянулись: «Типа, черт возьми. О боже. Как же это мрачно». Он понимает, что некоторые люди не могут иметь детей или обстоятельства не позволяют им этого. Но он искренне верит, что продолжение рода — это то, ради чего мы здесь.

Да, дети: «Это вполне может быть в планах», — говорит он.

Не раз в ходе наших бесед Шаламе возвращался к уже сказанному и переформулировал мысль, примеряя новые метафоры и подбирая слова, которые точнее передадут его намерения или настроение. Он говорит о ковидных протоколах, работе координаторов интимных сцен, социальной ответственности, целостности личности и природе гения (На вилы не поднимать! Речь не о нем самом).

В какой‑то момент, разбирая свою специфическую амбициозность, он начинает сомневаться: «Стоит ли мне вообще это говорить? Пожалуй, нет». Но затем продолжает. Потому что какая разница? Ну, пожалеет он об этом — об этом фрагменте или даже обо всем нашем разговоре. Это не будет иметь значения. Он станет старше и, «надеюсь, боже упаси», не будет оглядываться на интервью, которые давал в 29 лет. Какое облегчение.

После «Дюны» у Шаламе «чистый лист». В какой‑то момент он снова поработает с режиссером Джеймсом Мэнголдом над недавно анонсированным фильмом под названием High Side. В остальном же он хочет оставить пространство для маневра, для новых идей. Он стал ходить на спектакли: на Punch в Нью‑Йорке и на еще более нестандартные постановки в Лос‑Анджелесе. «Мне кажется, театр в Лос‑Анджелесе — это в каком‑то смысле радикальная история, — говорит он. — Я был на шоу, где в зале было человек 60, и это было что‑то совсем из ряда вон выходящее. Я не мог поверить глазам. Думал: «Вау, не верится, что такое происходит в Уэст‑Голливуде»».

Поскольку его работа напрямую зависит от проката и платформ, Шаламе буквально одержим тем, что и как видит зритель. «Я оглядываюсь по сторонам и думаю: кто вообще на это ходит? И тут вижу в первом ряду Роберта Паттинсона, подпирающего кулаком подбородок». После они пошли пропустить по стаканчику пива. Вампир и Мессия, планирующие будущее кинематографа.

Раньше я уже спрашивала его, не собирается ли он когда‑нибудь снять собственный фильм, учитывая его почти благоговейное отношение к режиссерам. Тогда он уклонился от ответа. Но под конец разговора сам возвращается к этой мысли.

Если Шаламе не может делать что‑то на «высочайшем уровне», то игра не стоит свеч. Что, впрочем, не гарантирует обязательного успеха.

Много лет назад он наткнулся на интервью с одним из своих кумиров, Дэниелом Дэй‑Льюисом. «Он сказал: «Ты рискуешь показаться глупым»», — вспоминает Шаламе. — “Ты рискуешь выглядеть нелепо, и это, по сути, единственный риск”». С такими ставками и его талантом? «В голове только одно: почему бы не выложиться на полную?»

Билеты на удобный для вас сеанс «Марти Великолепного» в кино вы можете выбрать здесь. В прокате — с 15 января.